Благими пожеланиями...

Следует признать, что польское военное руководство в 1920 и 1921 гг. Издало немало нормативных документов, кото­рые, казалось бы, должны были радикально улучшить поло­жение пленных красноармейцев в польских лагерях. Сборник "Красноармейцы в польском плену..." содержит более трех десятков таких инструкций, приказов, директив, распоряжений Верховного командования Войска Польского и Министерства военных дел Польши.

Помимо этого, 20 декабря 1919 г. на совещании в Верхов­ном командовании Войска Польского (ВК ВП), был учреж­ден инспекторат по контролю за "исполнением изданных Верховным командованием инструкций по делам пленных" (Красноармейцы. С. 134). 9 апреля 1920 г. Приказом ВК ВП для проверки состояния заведений для военнопленных, подве­домственных армии, были созданы специальные инспекци­онные комиссии в армиях Войска Польского. В приказе об их создании, в частности, говорилось: "Отношение к плен­ным является не только гуманитарной, но и политиче­ской проблемой... Зло необходимо решительно искоренять" (Красноармейцы. С. 183). Однако работа этих инспекций, мяг­ко говоря, оставляла желать лучшего.

6 декабря 1920 г. военный министр Польши К. Соснковский издал приказ о мерах по кардинальному улучшению поло­жения военнопленных (Красноармейцы. С. 430). В приказе отмечалось, что предыдущие распоряжения министра были исчерпывающими, но они не выполнены. Приказано осуще­ствить меры по улучшению питания пленных и санитарно­го состояния лагерей. Предложено начальникам санитарно­го, хозяйственного и строительного департамента назначить специальные органы, которые изучат фактическое состоя- (262) ние в лагерях и немедленно устранят замеченные недос­татки. С 15 декабря 1920 г. командиры лагерей должны были давать в министерство ежедневные телеграфные сводки (Красноармейцы. С. 432).

Однако и этот "грозный" приказ исполнялся так же, как и другие, не менее грозные приказы. Одной из причин по­добного положения, вероятно, являлось то, что высшее поль­ское руководство "большевистских пленных" не восприни­мало как людей.

Подобное отношение польских властей подтверждают следующие факты. В большинстве польских лагерей военно­пленных отсутствовали матрасы, сенники, подушки и одея­ла. Военнопленные спали на голых досках или прямо на полу. Понятно, что у молодого государства возможности были огра­ниченные, но соломой пленных, вероятно, можно было обес­печить. Для этого надо было лишь желание.

Объяснить запущенное до крайности состояние, в кото­ром жили советские военнопленные в польских лагерях, не только в 1920 г. но и в 1921 г., можно полным безразличием (если не сказать больше) властей к их судьбе. Обвинять в по­добном положении самих военнопленных некорректно, если учесть, что внутренняя структура польских лагерей напоми­нала армейскую, только дисциплина в лагерях была значи­тельно жестче. Известно, что если в армии сержанты и офи­церы не следят за порядком и не контролируют, чтобы "отхо­жие места" регулярно чистились, то через месяц в них нельзя зайти. Материальная сторона дела здесь ни при чем.

А о чем говорит тот факт, что во многих польских лаге­рях в течение длительного времени не решался вопрос от­правления военнопленными естественных потребностей в ночное время? Так, в лагере Стшалково в течение трех лет не смогли (или не захотели) решить этот вопрос. В бараках туалеты и параши отсутствовали, а лагерная администрация под страхом расстрела запрещала выходить из бараков по­сле 6 часов вечера.

Причем здесь речь идет не о досадных частных слу­чая, а о системе отношений к пленным красноармейцам. (263)

Об этом свидетельствует следующее. Капитан медслужбы д-р Копыстиньский еще в июне 1919 г. информировал Санитарный департамент Минвоендел Польши о ситуации в лагере Стшалково: "Борьбу с эпидемией (сыпного тифа, прим. авт.)... Затрудняли два фактора: 1) постоянное отбирание у пленных белья; 2) наказание пленных всего от­деления тем, что их не выпускали из бараков по три дня и более" (Красноармейцы. С. 115).

Через два с половиной года в ноте РУД от 29 декабря 1921 г. отмечалось, что "были случаи, когда военнопленных по 14 часов не выпускали из бараков, люди принуждены были отправлять естественные потребности в котелки, из ко­торых потом приходится есть".

В конце концов дело закончилось тем, что "в ночь на 19 декабря 1921 г., когда пленные выходили в уборную, неиз­вестно по чьему приказанию был открыт по баракам огонь из винтовок, причем был ранен спящий на нарах К. Калита" (Красноармейцы. С. 698). Днем в лагере повторно последовал обстрел бараков, в результате которого было ранено 6 плен­ных, а военнопленный Сидоров - убит (Красноармейцы. С. 696, 698).

Подобная ситуация была не единственной. Упомянутый Подольский (Вальден) писал: "Ночью по нужде выходить опасались. Часовые как-то подстрелили двух парней, вы­шедших перед рассветом из барака, обвинив их в попытке к бегству" (Новый мир, № 5, с. 88). В других лагерях пленных красноармейцев в случае выхода из барака ночью расстрели­вали без всяких церемоний.

Л. Гиндин вспоминает начальника концентрационной станции пленных и интернированных в Рембертове полков­ника Болеслава Антошевича, который приказал охране "обра­щаться с большевиками, как с собаками". Непосредственно это выражалось в том, что охранниками поставили 15-летних мальчишек, одев их в военную форму и дав приказ стрелять в выходивших по нужде ночью из барака пленных. Каждое утро на территории лагеря находили убитых (http//www.krotov.info/librali/ry/k/krotov/lb_01.html#4).

Документы сборника "Красноармейцы в польском пле­ну..." формируют твердое убеждение в том, что исполнители на местах руководствовались вовсе не грозными и правиль­ными приказами из Варшавы, а конкретными распоряжения­ми своих непосредственных начальников, действовавших на основании секретных договоренностей и устных директив высших польских руководителей.

Даже крайне осторожный в своих оценках профес­сор Г. Матвеев отмечает, что "поневоле возникает мысль не только о состоянии дисциплины среди командного соста­ва польской армии, но и, возможно, об осознанной полити­ке военных в отношении находившихся в их безраздельном ведении "пленных большевиков"" (Матвеев. Еще раз о чис­ленности... // Новая и новейшая история, № 3, 2006).

Реальная позиция высших польских властей по отноше­нию к "большевистским пленным" была изложена в прото­коле 11-ого заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии от 28 июля 1921 г. В нем от­мечается, что: "когда лагерное командование считает воз­можным ... предоставление более человеческих условий для существования военнопленных, то из Центра идут запре­щения" (Красноармейцы. С. 643).

В том же протоколе отмечалось, что "польская делегация неоднократно нам заявляла, что ею принимаются меры по устранению этих позорных явлений... но, к сожалению, весь дальнейший ход нашей работы не оправдал наших надежд" (Красноармейцы. С. 642).

Атташе полпредства РСФСР Е. Пашуканис в своей справке от 10 августа 1921 г. пишет: "В то же время поляки не сообщи­ли нам ни одного результата тех расследований, которые они обещали по поводу указанных нами конкретных фак­тов, ни одного приговора, ни одного случая предания суду". Е. Пашуканис также констатирует: "При посещении лаге­ря (Стшалково) нашими делегатами им удавалось иногда добиваться некоторых улучшений в жизни пленных. Так, например, при первом посещении лагеря в Стшалково наш делегат т. Корзинов добился весьма существенных улучше- (265) ний, которые были зафиксированы в протоколе, подписан­ном администрацией лагеря. Однако Центр эти льготы от­менил, а лагерная администрация, получив выговор за свою уступчивость, постаралась исправить ошибку, еще более увеличив гнет" (Красноармейцы. С. 650-651).

Все это свидетельствует о явно продуманной линии пове­дения высшего руководства Польши. Оно, маскируясь гуман­ными инструкциями и директивами, препятствовало в 1919-1920 гг. любым улучшениям условий содержания пленных красноармейцев в лагерях, тем самым предоставив голоду, холоду, болезням и бесчинствам охраны возможность умертвить десятки тысяч пленных красноармейцев.

Польская сторона весьма преуспела в создании системы наказаний и издевательств, унижающих человеческое досто­инство военнопленных и интернированных. Давно известно, что голый человек чувствует свою ущербность. Не случайно спецслужбы многих стран допрашивают подозреваемых раз­детыми. В польских лагерях, и это уже отмечалось, пленные красноармейцы в основном были раздеты и разуты на протя­жении всех трех лет плена. Свидетельств этому более чем дос­таточно. В протоколе 11-го заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии по репатриации от 28 июля 1921 г. также отмечалось: "Пленные босы, раз­деты и разуты часто донага" ('Красноармейцы. С. 646). Объяснения польской стороны подобной ситуации трудно­стями военного времени также несостоятельны. Напомним, что проф. З. Карпус и В. Резмер уверяют, что с февраля 1921 г. ситуация в лагерях нормализовалась.

Жесткий запрет грабежа красноармейцев при попадании в плен, когда их прямо на поле боя раздевали до нижнего бе­лья, вообще не требовал материальных затрат. Надо было все­го лишь добиться выполнения приказов и распоряжений соб­ственными военнослужащими. Но это требовало не только политической воли и желания, но прежде всего отношения к советским военнопленным как людям. Этого не было.

В лагерях и тюрьмах военнопленных заставляли рука­ми чистить уборные, а если они отказывались, их избивали. Подольского (Вальдена) после пленения также заставили чистить туалет руками, после этого, не дав вымыть руки, за­ставили есть пищу ("Новый мир", № 5, с. 83). В Бобруйской тюрьме военнопленному перебили руки только за то, что он не выполнил приказания выгрести нечистоты голыми рука­ми (Райский. С. 8). В лагере Стшалково военнопленных застав­ляли вместо лошадей возить собственные испражнения. Они таскали и плуги и бороны (Красноармейцы. С. 558). Подобные случаи были и в других лагерях.

В справке Е. Пашуканиса от 10 августа 1921г. приво­дятся следующие факты издевательств над военнопленны­ми: "В дружине на форте Зегж пленные ходят в лохмоть­ях. Солома, на которой спят пленные, менялась 11 раз за 11 месяцев.

В 73 рабочей дружине в Демблине применяется другая отвратительная мера наказания: пленные ставятся под ружье с тяжестью от 4 до 6 пудов на несколько часов.

Помимо этих жестоких мер наказания в лагерях процветает наличная кулачная расправа с пленными.... Отмечается применение репрессий к пострадавшим в случае принесения ими жалоб... В Мокотове одежды пленных, которые жаловались, отмечались красной краской, и их после гоняли на более тяжелые работы" (Красноармейцы. С. 649, 650).

В сборнике "Красноармейцы в польском плену..." при­водятся факты, что даже во время следования в Советскую Россию по обмену пленными над красноармейцами продол­жали издеваться. Избивали, заставляли руками убирать туа­леты, отнимали продукты.

Документы и свидетельства, содержащиеся в сборнике "Красноармейцы в польском плену...", позволяют с большой степенью уверенности утверждать о планомерном и букваль­ном истреблении голодом и холодом, розгой и пулей крас­ноармейцев в польских лагерях для военнопленных, при преступном попустительстве польских властей.

Можно также сформулировать вывод о том, что в Польше предопределенность гибели пленных красноармейцев опре­делялась не только позицией вышестоящих властей, а об- (267) щим антироссийским настроем польского общества - чем больше подохнет большевиков, тем лучше.

Исходя из вышеизложенного, утверждение польских ис­ториков З. Карпуса и В. Резмера, сформулированное в поль­ском предисловии к сборнику "Красноармейцы в польском плену...", о том, что "нет никаких документальных свиде­тельств и доводов для обвинения и осуждения польских вла­стей в проведении целенаправленной политики уничтоже­ния голодом или физическим путем большевистских военно­пленных" представляется ложным (Красноармейцы. С. 25).

Ложным является и утверждение Генпрокурора Польши Х. Сухоцкой о том, что гибель пленных красноармейцев была обусловлена "общими послевоенными условиями".