Научно-историческая экспертиза

Как уже говорилось, существенный удар по советской версии катынского преступления нанесла "научно-истори­ческая экспертиза" сообщения комиссии Н. Н. Бурденко 1944 г., осуществленная в 1988 г. членами двусторонней со­ветско-польской комиссии, польскими профессорами исто­риками Я. Мачишевским (польский сопредседатель комиссии), Ч. Мадайчиком, Р. Назаревичем и М. Войцеховским. Польские профессора признали выводы комиссии Н. Н. Бурденко, мягко говоря, "несостоятельными" (Катынь. Расстрел, с. 443). (84)

Польская экспертиза стала ответом на позицию совет­ской стороны в двусторонней комиссии по истории отноше­ний между двумя странами, созданной в мае 1987 г. на вто­ром пленарном заседании комиссии (1-3 марта 1988 г.) поль­ская сторона выразила недовольство отсутствием у советской стороны "содержательной позиции" по катынской пробле­ме. Без ответа был оставлен очень важный для поляков до­кумент, рапорт бывшего генерального секретаря Польского Красного Креста К. Скаржиньского о работе Технической ко­миссии ПКК в Катыни в 1943 г. Он был передан поляками советской стороне еще осенью 1987 г.

Наконец по настоянию поляков катынская проблема все же была внесена на обсуждение. И здесь начались коллизии. Советский академик А. Л. Нарочницкий выступил с обшир­ной речью в защиту выводов комиссии Н. Бурденко. Польские профессора не согласились с подобной трактовкой катынской проблемы, и возник вопрос о целесообразности существова­ния комиссии.

Тогда советский профессор О. А. Ржешевский предложил польским коллегам еще раз проанализировать логичность и доказательность выводов комиссии Н. Бурденко. В течение двух месяцев польские профессора осуществили эксперти­зу Сообщения комиссии Н. Бурденко. Выводы для советской стороны оказались неутешительными (Катынский синдром. С 259-261)

В исследовании "Катынский синдром" утверждается, что польские эксперты в 1988 г. "... Не оставили камня на камне от всей системы доказательств комиссии Н. Н. Бурденко... ложная версия о содержании польских военнопленных до сен­тября 1941 г. в трех лагерях особого назначения с исполь­зованием на дорожно-строительных работах и о проведении расстрелов немцами была убедительно опровергнута... Как следует из справок МБ РФ, таких лагерей в 1940 г. и по­следующих годах не существовало. Так называемый майор Ветошников (начальник лагеря № 1-ОН фигурировал как сви­детель в сообщении комиссии Бурденко) службу в системе госбезопасности не проходил и является вымышленной фи­гурой" (Катынский синдром. С. 370-371, 476).(85)

Необходимо признать, что непростой ситуацией, сло­жившейся в Катынском деле, Россия обязана, прежде всего, горбачевскому руководству, которое вместо того, чтобы пре­доставить доказательства в пользу версии Бурденко (сегодня известно, что они существуют), предпочло промолчать и со­гласиться с польской точкой зрения.

Уже упомянутый В. Абаринов в дополнительной главе к "Катынскому лабиринту" пишет: "В ответ на слезные моль­бы академика Георгия Смирнова (советский сопредседатель двусторонней комиссии по истории отношений между дву­мя странами), просившего принять хоть какое-нибудь ре­шение, ему от имени Горбачева было предложено вместе с д-ром Яремой Мачишевским (польский сопредседатель) вы­ступить с совместным обращением к гражданам, органи­зациям и архивам Польши, Советского Союза и третьих стран с просьбой направлять комиссии свидетельства и документы, имеющие отношение к событиям в Катыни. Но Мачишевский категорически отказался участвовать в этом фарсе".

Однако вернемся к системе доказательств и свидетельств комиссии Н. Бурденко. Надо полагать, что недостатки в ней были. Остановимся лишь на отрицании польскими профес­сорами факта существования лагерей особого назначения, который являлся одним из краеугольных камней всей систе­мы доказательств Бурденко.

Игнорировать существование этих лагерей польским "экспертам" позволило плохое знание ими советской систе­мы и, прежде всего, советского секретного делопроизводства, а также косности советских чиновников. В СССР, а теперь и в России, если что-то засекречено, то засекреченная вещь, со­бытие, человек, организация для большинства членов общест­ва формально как бы перестают существовать. Так было и в ситуации с "лагерями особого назначения" под Смоленском, информация о которых засекречена (!) до сих пор.

Советская власть, к сожалению, породила немало "вы­мышленных фигур". Примеров по России можно привести сотни. 12 мая 2006 г. на ТВ "Россия" в документальном филь- (86) ме "Мифы без грифа" было рассказано о советском развед­чике Александре Ивановиче Козлове, работавшем на советскую разведку в немецком абвере и послужившем прототи­пом героя фильма "Путь в Сатурн". Козлов ценился в абвере как опытный специалист, готовящий диверсантов. Он стал ка­питаном, был награжден Железным крестом и 4 другими на­градами рейха. О работе Козлова в тылу немцев докладыва­ли Сталину.

Однако после войны А. И. Козлова уволили из армии, взяв подписку о неразглашении гостайны и полностью исказив в целях конспирации его биографию. По документам выхо­дило, что в годы войны Козлов не работал по заданию со­ветской разведки за линией фронта, а был в немецком пле­ну. Соответственно, на приличную работу и пенсию претен­довать он не мог. Его попытки восстановить справедливость обернулись тюремным сроком.

Сегодня в России достоянием гласности становится не­мало историй ветеранов, выполнявших воинский долг в раз­личных точках земного шара. Многие из них не могут дока­зать свои заслуги перед Отечеством, т.к. в архивах отсутству­ют какие-либо упоминания о спецподразделениях, в которых эти ветераны служили, и спецоперациях, в которых они уча­ствовали.

По поводу "вымышленности" личности начальника лаге­ря "особого назначения" № 1-ОН В. М. Ветошникова необходи­мо заметить следующее. В 1991 г. даже на официальные за­просы следователей Главной военной прокуратуры СССР о местонахождении бывшего начальника Калининского об­ластного управления НКВД генерала Токарева Д. С. прихо­дили ответы, что такими сведениями КГБ не располага­ет (Катынский синдром. С. 354). Но разве это повод считать Токарева "мифической" личностью? Почему же Ветошникова польские профессора без всяких сомнений зачислили в "вымышленные" фигуры?

Как полагает журналист В. Абаринов, показания майора НКВД Ветошникова были изъяты из показаний свидетелей по Катынскому делу в связи с подготовкой к Нюрнбергскому (87) процессу. "Советское обвинение в Нюрнберге стремилось исключить из Катынского дела какие-либо упоминания о том, что лагеря находились в ведении НКВД" (Абаринов. Гл. 5. "Нюрнбергский вариант"). Вот почему лагеря особого назначения стали "мифическими".

Авторами в июне 2004 г. были выявлены неизвестные ра­нее документы, доказывающие существование в 1940-1941 гг. к западу от Смоленска трех исправительно-трудовых лагерей НКВД СССР с особым режимом охраны и содержания осуж­денных в составе Вяземского исправительно-трудовой лагеря (Вяземлаг) НКВД СССР, задействованного с 1936 по 1941 год на строительстве новой автомагистрали Москва-Минск. Это отчетные бухгалтерские документы Вяземлага за 1941 г. (ГАРФ, фонд № 8437, опись № 1, дело № 458).

Вяземлаг состоял из 12 лагерных отделений. В девяти обычных лагерных отделениях Вяземлага содержались осу­жденные советские граждане. О контингенте трех, известных как Купринский АБР № 10, Смоленский АБР № 9 и Краснинский АБР № 11, сведения отсутствуют. В ходе расследования выясни­лось, что эти три лагеря проходили по отчетам не как лаге­ря для военнопленных, а как структурные производственные единицы, так называемые "асфальто-бетонными районы" (АБР), малоизвестного Вяземского исправительно-трудового лагеря НКВД СССР (объяснительная записка к годовому от­чету Вяземлага НКВД СССР за 1941 г. по строительству ав­томагистрали Москва-Минск. ГАРФ, фонд № 8437, опись № 1, дело № 458).

Девять обычных лагерных отделений Вяземлага в апреле-мае 1941 г. в соответствии с Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 24 марта 1941 г о строительстве полевых аэродромов для нужд ВВС РККА были передислоцированы к западной границе СССР, а три лагерных отделе­ния АБР № 9, 10, 11 остались в местах своей прежней дисло­кации, в 25-45 км к западу от Смоленска. Предположительные места дислокации штабов и расположения жилых зон для за­ключенных трех вышеуказанных лаготделений Вяземлага - дер. Тишино, пос. Катынь, дер. Печерск Смоленского р-на и ст. Красное (дер. Буда) Краснинского р-на Смоленской области.(88)

Районы дислокации этих трех лаготделений совпадают с месторасположением трех "лагерей особого назначения № 1-OH, № 2-OH, № 3-ОН", указанным в совершенно секрет­ной "Справке о предварительных результатах расследова­ния так называемого Катынского дела" от 18 января 1944 г. за подписью наркома госбезопасности СССР В. Меркулова и зам. Министра внутренних дел С. Круглова (Катынский син­дром. С. 330-331).

В этой справке сказано, что "... Официальными докумен­тами Управления по делам военнопленных и интернирован­ных НКВД СССР устанавливается, что в районах западнее Смоленска до начала военных действий с Германией нахо­дились три лагеря особого назначения, именовавшиеся ла­герь 1-ОН, лагерь 2-ОН и лагерь 3-ОН, в которых содержа­лись пленные поляки, использовавшиеся на строительст­ве и ремонте шоссейных дорог вплоть до начала военных действий с немцами.

Лагерь 1-ОН находился на 408-м км от Москвы и на 23-м км от Смоленска, на магистрали Москва - Минск.

Лагерь 2-ОН находился в 25 км на запад от Смоленска по шоссе Смоленск - Витебск.

Лагерь 3-ОН находился в 45 км на запад от Смоленска в Красненском районе Смоленской области".

Известно, что дислокация трех лагерных отделений Вязем­ского исправительно-трудового лагеря - Купринского АБР № 10, Катынского АБР № 9 и Краснинского АБР № 11 - фактиче­ски совпадает с вышеуказанными местами расположения ла­герей особого назначения.

Исходя из того факта, что в районах западнее Смоленска не существовало никаких лагерей, кроме трех лаготделений Вяземлага, можно с большой степенью уверенности утвер­ждать, что Купринский АБР № 10 - это Тишинский лагерь № 1-ОН, Смоленский АБР № 9 - это Катынский ла­герь № 2-ОН и Краснинский АБР № 11 - это Краснинский лагерь № 3-ОН. (89)

В этой связи несколько слов о предварительных резуль­татах расследования Катынского дела. Известно, что до нача­ла работы комиссии Н. Бурденко, с 5 октября 1943 г. по 10 ян­варя 1944 г., в Козьих горах работала большая группа опера­тивных работников и следователей НКВД СССР и УНКВД по Смоленской области под руководством, по утверждению В. Абаринова (Катынский лабиринт. Глава 7), заместителя на­чальника контрразведывательного управления НКВД Леонида Райхмана, проводившая так называемое "предварительное расследование", результатом работы которой явилась выше­упомянутая справка, содержание которой впоследствии по­вторило Сообщение комиссии Н. Бурденко.

Утверждается, что комиссия Л. Райхмана осуществила фальсификацию доказательств, которые впоследствии исполь­зовала комиссия Н. Бурденко. Можно как угодно относиться к спецкомиссии Райхмана и, соответственно, справке Меркулова и Круглова, но считать, что в НКВД просто выдумали лаге­ря особого назначения, нелепо. Известно, что в системе ЧК-ГПУ-НКВД-КГБ родилось немало впечатляющих дезинфор­мации и фальсификаций. но, как правило, в их основе всегда лежали реальные факты, "приправленные" долей дезинфор­мации. Почему в "Катынском деле" НКВД решил сыграть в поддавки и придумал базовые "факты", которые могли быть легко опровергнуты? Поэтому информацию о месте располо­жения лагерей особого назначения, содержащуюся в справ­ке Меркулова и Круглова, следует рассматривать с позиций достоверности основных фактов.

Тем не менее возникает вопрос, почему, несмотря на утвер­ждения Меркулова и Круглова, ни в одном обнаруженном до­кументе НКВД не упоминаются эти лагеря ОН? К сожалению, на этот вопрос пока приходится отвечать вопросом - почему по истечении 60 с лишним лет вся информация о лагерях, зашифрованных под названиями Купринский, Смоленский и Краснинский АБР Вяземского лагеря НКВД СССР, содер­жащаяся в архивах РФ, строжайшим образом засекречена? Известно, что по всем лагерям НКВД давно открыты архив­ные документы. Что же за секреты хранят документы по трем вышеперечисленным лагерям? (90)

Возможно то, что в нарушение всех международных со­глашений там на правах заключенных содержались поль­ские военнопленные. К настоящему времени известно нема­ло свидетельских показаний, подтверждающих наличие под Смоленском лагерей НКВД, в которых содержались польские военнопленные.

О существовании Катынского лагеря (именуемого в Сообщении комиссии Н. Бурденко лагерем № 2-ОН) под Смоленском свидетельствует рассказ А. А. Лукина, бывше­го начальника связи 136-го отдельного конвойного батальо­на конвойных войск НКВД СССР журналисту В. Абаринову. А. Лукин уверенно заявил, что в 1941 г. 136-й батальон охра­нял "три лагеря: Юхнов, Козельск и Катынь. Это я знаю". Лукин, несмотря на давление Абаринова, всякий раз уверен­но утверждал, что лагерь в Катыни существовал.

А. Лукин также рассказал, как проводилась в июле 1941 г. "операция по вывозу польского населения" Катынского лаге­ря. "Вопрос был очень сложный: надо эвакуировать, а не­мецкие самолеты над шоссейной дорогой летают на высо­те 10-15 метров, все дороги загромождены беженцами, и не только шоссе, а и проселки. Очень трудно было, а машин было очень мало. Мы пользовались теми машинами, кото­рые останавливали, высаживали беженцев, отнимали ма­шины и в эти машины грузили польское население из лаге­ря Катынь" (Абаринов. Катынский лабиринт. Глава 2.).

В этой связи трактовка известного приказа по 252 полку конвойных войск от 10 июля 1941 г. как распоряжение откон­воировать заключенных Смоленской тюрьмы в Катынский лес (23 км на запад) на расстрел, не выдерживает критики (Катынь. Расстрел. С. 349).

Немцы в те дни были на расстоянии одного-двух танко­вых бросков от Смоленска. Всем уже было известно их уме­ние прорывать советскую оборону и создавать "котлы ок­ружения". Помимо этого немцы выбросили в окрестности Смоленска десанты. Дорога Минск-Смоленск была забита беженцами и отступающими. И вдруг навстречу им и наступаю­щим немцам направляется пешим порядком колонна заклю- (91) ченных Смоленской тюрьмы численностью не менее 600 че­ловек (судя по количеству конвоя - 43 человека). Реально ли это? В Львовском лагере подобная ситуация закончилась рас­стрелом польских военнопленных прямо во дворе тюрьмы.

О том, что конвойные из 136 отдельного конвойного ба­тальона 252 полка должны были 10 июля 1941 г. конвоиро­вать в тыл польских военнопленных, а точнее заключенных, из Катынского лагеря (№ 2-ОН) свидетельствует уже упоми­наемый А. А. Лукин.

Рассказ А. Лукина журналисту В. Абаринову 2 мая 1990 г. фиксировала на видеокамеру группа редактора польского те­левидения Анджея Минко. Но польская сторона принципи­ально избегает любых упоминаний о Лукине. И не только о нем. Все, что противоречит польской версии, в Польше нахо­дится под негласным запретом.

Польские профессора, проводившие в 1988 г. научно-ис­торическую экспертизу выводов комиссии Бурденко, на ос­нове "тщательного анализа линии перемещения фронта и обстоятельств взятия Смоленска", будучи в Варшаве, ус­тановили, что версия о невозможности эвакуации лагерей с польскими военнопленными является "абсолютно неправдо­подобной" (Катынский синдром. С. 479).

Удивительный вывод, если учесть, что даже российские историки и ветераны, непосредственные участники воен­ных событий, по многим эпизодам войны, особенно началь­ного периода, не могут выработать единое мнение. Великая Отечественная война отличалась большим количеством "неправдоподобных" эпизодов. Кто мог предполагать, что вер­махт через две с половиной недели после начала военных дей­ствий окажется под Смоленском?

Срыв эвакуации лагерей особого назначения произошел по распространенной причине советских времен, усугубленной войной. Вяземлаг со 2 июля 1941 г., согласно приказу НКВД СССР № 00849 от 2 июля 1941 г., перешел в подчинение от Главного управления лагерей железнодорожного строитель­ства (ГУЛЖДС) к Главному управлению аэродромного строительства (ГУАС). В неразберихе первых дней войны Вяземлаг элементарно "потерялся" между двумя ведомствами. (92)

Эвакуацию всех трех лагерей не удалось осуществить не только из-за стремительного прорыва немцев к Смоленску, но и из-за организационной чехарды - никто не хотел брать на себя ответственность за эвакуацию заключенных без при­каза свыше. Ко всему этому добавилось и противодействие польских заключенных, которые использовали любую возможность для неповиновения лагерной администрации или для побега.

Бывший курсант Смоленского стрелково-пулеметного училища, ныне полковник в отставке Илья Иванович Кривой в своем заявлении в Главную военную прокуратуру РФ от 24 октября 2004 г. подробно описал факты встречи им под Смоленском летом 1940 г. и в начале лета 1941 г. подконвойных военнопленных польских офицеров и польских рядовых солдат.

Москвич Ксенофонт Агапов, бывший спектрометрист металлургического завода № 95 в Кунцеве, сообщил о том, что с 31 октября по 26 ноября 1941 г. он ехал из Москвы до г. Верхняя Салда Свердловской области в одном эвакуа­ционном эшелоне вместе с примерно 80 пленными польскими офицерами, сумевшими уйти из лагеря под Смоленском.

Ветеран войны М. Задорожный, бывший разведчик 467-го корпусного артиллерийского полка написал письмо в газету "Рабочий путь" (Смоленск), в котором сообщил, что в августе 1941 г., во время выхода 467-го артиллерийского пол­ка из окружения недалеко от Смоленска, в расположение его подразделения прибежал солдат в форме погранвойск НКВД и сообщил, что "... Немцы ворвались в расположение лагеря военнопленных поляков, охрану перестреляли и расстрели­вают поляков. А этому солдату удалось убежать" (Рабочий путь № 7 (20189). 9 января 1990).

В № 4 "ВИЖ" за 1991 г. было опубликовано интервью с бывшим командиром взвода 1-го автомобильного полка Войска Польского Борисом Тартаковским, который утверждал, что лично общался с пятью бывшими узниками Катынского лагеря (№ 2-ОН), трое из которых служили под его коман­дованием. По их рассказам, в июле 1941 г., в момент захвата (93) лагеря немцами, им удалось бежать из лагеря, а двое других ушли с советской охраной на восток.

Б. П. Тартаковский в своем письме в "Комсомольскую правду" сообщил еще один удивительный факт. Когда во­инская часть Тартаковского была расквартирована в городе Гродзиск-Мазовецки, хозяйка его квартиры показывала ему письмо от мужа из Катынского лагеря, датированное сентябрем 1941 года (Шуткевич. Коме, правда. 19. 04. 1990).

В номере 7-м "ВИЖ" за 1991 г. изложено свидетельство Ромуальда Святека, польского эмигранта из Лондона, автора книги "Катынекий лес" (The Katyn forest. Panda press, London, 1988), сидевшего в 1950 г. в воркутинском, а потом в нориль­ском лагере. В заключении он встречал немецких и польских военнопленных, которые утверждали, что лагеря с польски­ми военнопленными под Смоленском существовали и после оккупации этих территорий гитлеровцами. Куда исчезли офи­церы из этих лагерей?

В архиве внешней политики РФ хранится заявление гражданина Польши Вацлава Пыха, жителя г. Люблина, в Центральный Комитет ПОРП, от 5 февраля 1953 г. Поскольку В. Пых называет себя "очевидцем убийства польских офице­ров, которое совершили немецкие фашисты в Катыни... И готов дать исчерпывающие показания", заявление было переслано в Министерство иностранных дел СССР (Архив внешней политики РФ, ф. 07, оп. 30а, пор. 13,папка 20, л. Л. 48-80).

В заявлении В. Пых сообщал, что в 1939-1941 гг., буду­чи в советском плену, он активно сотрудничал с органами НКВД в советских лагерях для военнопленных. После нача­ла Великой Отечественной войны он вместе с другими поль­скими пленными был эвакуирован в Старобельский лагерь, а оттуда командирован НКВД в лагеря с польскими офице­рами под Смоленск с целью оказания помощи в организации в их эвакуации. Пых попал в лагерь № 2 особого назначения за несколько часов до его захвата немцами.

По его словам, в тот момент в лагере все было готово к эвакуации, но польские офицеры эвакуироваться не собира- (94) лись, "лежали в бараках на кроватях" и фактически сабо­тировали отъезд. Попытки В. Пыха убедить их начать эвакуа­цию ни к чему не привели. Более того, некоторые офицеры стали угрожать ему физической расправой.

Пых был захвачен немцами в лагере и, по его словам, позднее его пытались расстрелять в Козьих Горах. Однако, как он пишет, стрелявший в него немец был сильно пьян и по­этому лишь тяжело ранил его. Через некоторое время В. Пых пришел в сознание и выбрался из могилы. Потом он сумел связаться с партизанами и переправился на контролируемую советскими войсками территорию. После лечения в госпита­ле В. Пых в конце 1941 г. вступил в армию Андерса, которая в 1944 г. через Иран, Палестину и Египет прибыла в Италию, на базу в г. Сан-Базилье.

В. Пых также сообщал, что попытка "беженца из Катыни" Роланда Мерского дать англичанам правдивые показания о Катыни закончилась трагически. Он был убит польскими контрразведчиками. Пых от смерти спасся чудом.

Заявление В. Пыха, не считая сведений о Катыни, по сво­ей сути является фактическим доносом на неблагонадежных поляков, служивших в армии Андерса. Оно вызывает мно­го вопросов. Пых вернулся в Народную Польшу в декабре 1947 г., но "сдать антисоветчиков" решил лишь спустя 5 лет. Тем не менее с учетом того, что в настоящее время найдены документальные свидетельства существования лагерей особо­го назначения под Смоленском, заявление В. Пыха представ­ляет интерес большим количеством указанных в нем фами­лий, фактов и подробностей. Однако все они требуют тща­тельной проверки.

В 1953 г. ЗАЯВЛЕНИЕ В. Пыха осталось без внимания. Возможно, потому, что оно выглядело достаточно спорно. Возможно, потому, что в катынском вопросе господствовала версия, сформулированная в сообщении комиссии Бурденко, и подтверждать общеизвестное не имело смысла.

Наиболее спорным и вместе с тем достаточно убедитель­ным является свидетельство Анны Рогайло (до своей смерти в 2004 проживала в Тюмени по документам на имя Александры (95) Яковленко), дочери польского поручика Поликарпа Рогаля, эксгумированного в 1943 г. в Катыни под № 1757 (Rogala, Polikarp, Obltn. 2 Ausweise).

Летом 2006 г. авторы исследования "Тайны Катыни" получили интернет-сообщение от жительницы Тюмени Анастасии Мироновой, в котором она сообщала, что ее прадед Рогайло Полуян Михайлович, 1884 г.р. (Rogajlo Polujan, s. Michata, urodz. 1884 г.), офицер польской армии, содержался в Козельском ла­гере для военнопленных, весной 1940 г. Был переведен в ла­герь вблизи Смоленска и осенью 1941 г. Расстрелян немцами в урочище Козьи Горы. Все это она узнала со слов своей баб­ки Александры Степановны Яковленко, урожденной Анны Полуяновны Рогайло (дочери П. Рогайло).

А. Миронова сообщила, что бабка рассказывала следую­щее. Когда в 1940 г. выяснилось, что ее отца - П. Рогайло пе­ревели из Козельска в лагерь под Смоленск, они с матерью Катажиной Рогайло (Katarzyna Rogajto) "... Перебрались туда и старались поддерживать с ним связь, добывали еду и каждый раз, когда пленных вывозили на работы, они стара­лись подобраться к колонне и хоть что-то узнать о моем прадеде, передать ему еду, белье...

... После нападения нацистов на СССР мои родственни­ки утратили возможность связываться с пленными, кро­ме того, им самим приходилось прятаться, но - до это­го времени (до лета 1941 года), они получали о нем регуляр­ные сведения...

В июле 1941 года мать моей бабки, Katarzyna Rogajto, была арестована, и о ее судьбе ничего неизвестно, моя баб­ка, Anna Rogaito, 15 лет, была отправлена под Красноярск вместе с колонной других подростков из оккупированных территорий (жительница Смоленска Инесса Яковленко представила мою бабку как свою племянницу и отправи­ла в эвакуацию)...". Так Анна Полуяновна Рогайло стала Александрой Степановной Яковленко. Однако родные назы­вали ее Анной.

В 1943 г. И. Яковленко прислала Анне-Александре Рогайло-Яковленко письмо, в котором сообщила, что ее отца Поликарпа (96) Рогаля вместе с другими польскими пленными немцы расстре­ляли в Козьих Горах ранней осенью 1941 г. (письмо хранится в семье А. Яковленко).

В ситуации с П. Рогайло как в капле воды отразились все спорные моменты, характерные для Катынского дела. Начнем с того, что в списке Управления по делам военнопленных НКВД № 032/2 от 14 апреля 1940 г. на отправку военноплен­ных из Козельского лагеря под № 8 указан не Рогайло Полуян Михайлович 1884 г.р., а "Рогаля Поликарп Михайлович, 1888 г.р. но А. Миронова сообщила, что в семье Яковленко в Тюмени хранится официальная справка, выданная в 1996 г. А. Яковленко (Рогайло) о том, что ее отец расстрелян НКВД в Катыни в апреле 1940 г. и захоронен в Козьих Горах. Помимо этого в Тюмени хранится написанное в 1943 г. письмо от жительницы Смоленска Инессы Яковленко, в котором она со­общает А. Яковленко (Рогайло), что ее отца вместе с другими польскими военнопленными офицерами немцы расстреляли в Козьих Горах ранней осенью 1941 года.

Однако представители общества "Мемориал", ссылаясь на то, что жену Поликарпа Рогаля звали не Катерина, а Моника и что у него были два сына - Здислав и Раймунд, настаива­ли на том, что Полуян Рогайло и Поликарп Рогаля совершен­но разные люди. Известный исследователь катынской темы А. Памятных, ссылаясь на документы, хранящиеся в польских архивах, заявил: "Так что показания некой правнучки про некого прадедушку уберите подальше, там сплошная пута­ница и лабуда - тем более, что речь у правнучки идет про Полуяна Рогайло... Ваши измышлизмы про то, что Полуян Рогайло подал вымышленную фамилию, и про вторую семью Рогаля - редкостная лабуда. не говоря уже о том, что Вы совершенно переврали - так, как Вам нравится, - и без того путаную информацию от правнучки".

Однако выяснилось, что у поручика П. Рогаля в Польше осталась первая семья. Более того, жена сына Поликарпа Рогаля от первого брака Здислава, в настоящее время про­живающая в Великобритании, носит фамилию Рогайло! Это подтверждает, что польский поручик П. Рогаля из Катыни в действительности носил фамилию Рогайло. (97)

Выяснилось также, что у Анны Полуяновны Рогайло - Александры Степановны Яковленко хранились следующие до­кументы: копия польского свидетельства о ее рождении; ко­пия постановления об ее эвакуации, копии восстановленных документов уже на другую фамилию, копия загранпаспорта с отказами в польской визе, копия извещения о том, что ее отец официально признан погибшим и похороненным на тер­ритории мемориала "Катынь", фотографии.

Все вышесказанное с высокой степенью вероятности свидетельствует о том, что Полуян Михайлович Рогайло, 1884 пр., и Поликарп Михайлович Рогаля, 1888 г.р.,- одно и то же лицо. Дополнительным подтверждением этому слу­жит тот факт, что польские историки уточнили год рожде­ния "Поликарпа Рогаля" по польским источникам и измени­ли фигурирующий в официальных документах НКВД СССР год рождения П. Рогаля "1888" на "1884"! В итоге в польских базах данных по репрессированным гражданам Польши фи­гурирует некий "собирательный образ" поручика Рогайло-Рогаля: "Rogala Polikarp s. Mihala, ur. 1884". Остается только гадать, почему после попадания в советский плен поручик Полуян Михайлович Рогайло, 1884 г.р., представился сотрудникам НКВД как "Поликарп Михайлович Рогаля, 1888 г.р."

Возможно, у него действительно было двойное написа­ние имени и фамилии, возможно, сотрудники НКВД оши­бочно заполнили учетные документы военнопленного, воз­можно, сам Рогаля умышленно сообщил о себе ложные све­дения. Подобные факты умышленного искажения польскими офицерами паспортных данных после попадания в плен из­вестны. Например, дочь польского генерала Юзефа Довбур-Мусьцицкого, известная польская летчица поручик Янина Левандовская, скрыла от сотрудников НКВД свою девичью фамилию "Довбур-Мусьцицкая", представилась "Яниной Марьяновной" вместо "Янины Юзефовны" и указала невер­ный год своего рождения, 1914 вместо 1908 г.

Информация о том, что П. Рогаля (или Рогайло) в 1940 г. являлся узником Козельского лагеря, потом содержался в ла­гере под Смоленском и был ранней осенью 1941 г. расстре- (98) лян немцами в Козьих горах, весьма важна для расследова­ния Катынского дела.

Не верить Анастасии Мироновой нет оснований. Она не собирается использовать в меркантильных целях свое род­ство с польским поручиком, погибшим в Катыни. Ее инте­рес к судьбе погибшего прадеда возник только после того, как ей дважды отказали в польской визе и она в интернете рассказала о своих проблемах с поездкой в Польшу. К этому ее подтолкнул и тот факт, что ее бабушке Анне-Александре Рогайло-Яковленко также в свое время не разрешили поехать в Польшу. Весьма странно при особом внимании польских властей к родственникам катынских жертв.

Возможно, особое отношение распространяется лишь на те семьи, которые вписываются в немецко-польскую вер­сию катынского преступления? Анастасия Миронова и Анне Рогайло-Яковленко являлись носителями нежелательной ин­формации о том, что поручик П. Рогаля-Рогайло являлся узни­ком не только Козельского, но и лагеря особого назначения под Смоленском, и расстрелять его могли только немцы?

Важнейшим аргументом в защиту свидетельства А. Миро­новой является то, что в числе документов, которые она пред­ставила в польское консульство для поездки в Польшу в 2003 г., находилась копия официальной справки о том, что ее прадед П. Рогаля числится в списках расстрелянных в Катыни.

Представителям "Мемориала" следовало бы с тем же эн­тузиазмом, с которым они шельмовали свидетельство А. Миро­новой, поинтересоваться причинами отказа в польских визах ей и ее бабушке. Ситуация с поручиком П. Рогаля (Рогайло) наглядно показала, что для сторонников немецко-польской версии катынского преступления, каковыми являются вы­шеназванные представители "Мемориала", все факты, про­тиворечащие этой версии, представляются болтовней. Об этом они прямо заявляют: "Не надо забалтывать тему разнообразной ахинеей, взятой с потолка. Мы уже убедились, что лагерей 1-ОН, 2-ОН, 3-ОН вместе в начальником В. М. Ветошниковым вообще не было в природе".

Это реальная позиция сторонников немецко-польской версии. Вместо того, чтобы добиваться рассекречивания ин­формации о лагерях НКВД западнее Смоленска и на основа­нии рассекреченной информации положить конец домыслам и спекуляциям на эту тему, они предпочитают называть любую информацию, противоречащую их версии, "ахинеей". По-другому и не может быть.

За последние 15-20 лет многие польские и российские историки и исследователи катынской темы обзавелись науч­ными степенями, приобрели вес среди политического и науч­ного истеблишмента, получили польские награды, междуна­родные гранты, и вдруг новые факты все ставят под угрозу. несомненно, что в душе у каждого из них шевелится червь со­мнения, а вдруг лагеря особого назначения БЫЛИ? Тогда их все "научные" изыскания и достижения превращаются в пыль.

О том, что после оккупации немцами Смоленска, в его окрестностях находились польские офицеры, свидетельству­ет рапорт командира айнзатцгруппы при штабе группы ар­мий "Центр" Франца Стаглецкера на имя начальника Главного управления имперской безопасности Рейнхарда Гейдриха о действиях группы за период с августа по декабрь 1941 г, в котором указывается: "... Выполнил главный приказ, отдан­ный моей группе,- очистил Смоленск и его окрестности от врагов рейха - большевиков, евреев и польских офицеров" (оригинал хранится в архиве нью-йоркского "Идиш сайнтифик инститьют", копия - в архиве Союза антифашистских борцов в Праге).

С учетом вышеизложенного экспертиза польских профес­соров Сообщения комиссии Н. Н. Бурденко вряд ли может пре­тендовать на определение "научно-исторической".