"Исторические" документы

Как отмечалось, кремлевские документы из "закрытого пакета № 1", свидетельствующие о вине советского руково­дства за расстрел польских военнопленных весной 1940 г., сыг- (140) рали решающую роль в Катынском деле. Более весомого ар­гумента, казалось бы, трудно представить. Однако вопиющая небрежность в оформлении этих документов, недопустимая для Политбюро, ошибки и противоречия в их содержании, за­гадочные перерывы в хранении заставляют ставить вопрос о степени надежности и достоверности информации, содержа­щейся в кремлевских документах.

Документы из "закрытого пакета № 1" часто называют "историческими". Первой про "историчность" заговорила польская сторона, стремясь тем самым дополнительно уси­лить их политическую и юридическую значимость, а также лишний раз подчеркнуть тот факт, что опубликование этих документов как бы подвело окончательную черту под науч­ными дискуссиями историков по Катыни.

Придание документам из "закрытого пакета № 1" статуса "исторических" позволило во многом обесценить и дезавуиро­вать весь остальной массив информации по "Катынскому делу". На содержащиеся в этом массиве многочисленные факты, до­казывающие причастность нацистской Германии к катынскому преступлению, просто перестали обращать внимание.

В настоящее время в научный оборот введены четыре до­кумента из катынского "закрытого пакета № 1". Это: записка Берии Сталину № 794/Б от "_" марта 1940 г. с предложением о расстреле польских военнопленных, выписка с решением Политбюро ЦК ВКП(б) № П13/144 от 5 марта 1940 г. по
"Вопросу НКВД" (два экземпляра), стр. 9 и 10 из протокола
заседания Политбюро ЦК ВКП(б) № 13-оп за 1940 г. и записка Шелепина Хрущеву Н-632-ш от 3 марта 1959 г. с проектом постановления Президиума ЦК КПСС.

Официально считается, что "закрытый пакет № 1" 24 сен­тября 1992 г. был "случайно"(?) обнаружен в архиве Прези­дента РФ комиссией в составе: руководителя президент­ской администрации Ю. В. Петрова, советника Президента Д. А. Волкогонова, главного архивиста РФ Р. Г. Пихоя и директора архива А. В. Короткова. В исследовании "Катынский син­дром" рассказывается, что "документы оказались настолько серьезными, что их доложили Борису Николаевичу Ельцину. (141)

Реакция Президента была быстрой: он немедля распорядил­ся, чтобы Рудольф Никоя как главный архивист России вы­летел в Варшаву и передал эти потрясающие документы президенту Валенсе" (Катынский синдром. С. 386).

14 октября 1992 г. Р. Пихоя, по поручению Ельцина, вру­чил в Варшаве президенту Польши Л. Валенсе заверенные ксе­рокопии всех обнаруженных документов. Второй комплект ксерокопий А. Макаров и С. Шахрай в тот же день предста­вили в Конституционный суд РФ, где они - внимание! - ока­зались весьма кстати. В то время Конституционный суд рас­сматривал известное "дело КПСС". Документы из "закрыто­го пакета № 1" стали преподноситься сторонниками Ельцина как главное доказательство "бесчеловечной сущности" ком­мунистического режима. Такие внезапные политические ак­туализации сопровождают всю историю катынских докумен­тов. Они приобрели исключительное свойство - появляться в нужный момент и в нужное время.

В польско-российских отношениях после обнародования "кремлевских" документов начался новый этап. Теперь, при появлении любых свидетельств, серьезно подрывающих поль­скую точку зрения на "Катынское дело", польская сторона апеллирует к "историческим документам" как к истине в последней инстанции.

Главный редактор журнал "Новая Польша" профессор Ежи Помяновский, к примеру, призывает "... Извлечь глас­ные правовые последствия из памятного, заслуживающе­го уважения акта высших российских властей. Президент Российской Федерации Борис Ельцин вручил историче­ские документы - в том числе постановление политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года - президенту Польши Jlexy Валенсе, торжественно подтвердив, что польские офицеры, интернированные в Старобельске, Козельске, Осташкове, были казнены весной 1940 г. по приказу Сталина" (Новая Польша, № 5, 2005).

Правда, Е. Помяновский допустил традиционную поль­скую неточность. Президент Ельцин лично не вручал доку­менты Валенсе. Однако польскому профессору уж очень хоте- (142) лось до предела повысить статус события. Это, между прочим, характерный для Катынского дела пример - беззастенчивое искажение польской стороной, казалось бы, всем известных фактов.

Обнаружение "исторических" документов по Катыни сопровождает шлейф труднообъяснимых странностей. При передаче документов Р. Пихоя публично заявил в Варшаве Л. Валенсе, что якобы президент Ельцин узнал о документах только после возвращения из Бишкека 11 октября 1992 г. Но спустя несколько дней, уже в Москве, тот же Пихоя в офи­циальном интервью сказал представителю Польского агент­ства печати, что Ельцин знал о содержание документов с де­кабря 1991 года.

15 октября 1992 г. польское телевидение транслировало интервью самого Ельцина. Говоря о нравственной стороне Катынского дела, он воскликнул: "Сколько же надо циниз­ма, чтобы скрывать правду полвека! Каким же цинизмом должны были обладать Горбачев и Ярузельский!"

Оскорбленный Горбачев не остался в долгу и с присущей ему патетикой заметил: "Почему Ельцин молчал почти де­сять месяцев? Почему не передал документы Леху Валенсе, когда тот минувшей весной приезжал в Москву и посетил Катынь? Каким же цинизмом надо обладать!".

Чем была обусловлена почти десятимесячная пауза с об­народованием документов? Напомним, что в мае 1992 г. в Москву приезжал президент Польши Л. Валенса. Его визит, несомненно, напомнил Ельцину о секретах "закрытого паке­та № 1", полученного им от Горбачева 24 декабря 1992 г., но Ельцин предпочел тогда Валенсе катынские документы не пе­редавать. Почему? Возможно, ждал более удобного(?) момен­та, а может, "подельники" просто требовали время для "кор­ректировки" содержания этих документов? Вспомним, сколько фальшивок, дискредитирующих советский период, появилось в начале 90-х годов прошлого столетия.

Упомянем лишь две наиболее известные фальшивки, за­пущенные в оборот в начале 1990-х. Так называемый "совме­стный приказ Берии и Жукова № 0078/42 от 22 июня 1944 г. (143) о выселении украинцев в Сибирь" и "Справка к записке Зайкова" о захоронении Советским Союзом химического ору­жия в Балтийском море. Обе фальшивки наделали в свое вре­мя много шума. На доказательство их поддельности у россий­ских специалистов ушло немало времени и сил.

Заявления руководителей архивной службы России о "безусловной сохранности" всех документов из "Особой папки" и "закрытых пакетов" следует воспринимать с определенной долей скепсиса. Достаточно вспомнить историю про то, как Горбачев в свое время ненавязчиво предлагал заведующему общим отделом ЦК КПСС Валерию Болдину уничтожить секретный дополнительный протокол к пакту Молотова Риббентропа.

После выступления в 1989 г. на первом Съезде народнь депутатов, когда Горбачев на весь мир заявил, что попыт найти подлинник секретного договора не увенчались успехом, он уже не намеками, а прямо спросил Болдина, уничтожил ли тот протоколы? Болдин ответил, что сделать это без специального решения нельзя (Катынский синдром. С. 252) Болдин также утверждал, что Горбачев дважды спрашивал его о том, не уничтожены ли секретные материалы, связанные Катынью из "закрытого пакета № 1".

Бывшие работники Общего отдела ЦК КПСС в частно беседе с авторами вначале полностью исключили возмож ность фальсификации документов из "закрытых пакетов какими-либо злоумышленниками. Но они вынуждены были признать, что возможность такой фальсификации существовала, если в этом были заинтересованы первые лица партии и государства.

Один из бывших сотрудников Общего отдел ЦК КПСС вспомнил любопытную деталь. По его словам, в 1991 г., накануне распада СССР, заведующий VI сектором (ар­хив Политбюро) Л. Машков "портфелями носил" в кабинет за­ведующего Общим отделом В. Болдина секретные документы Политбюро, в том числе и из "Особой папки". Делалось ли это по указанию Горбачева или это была инициатива Болдина, установить не удалось. Также неясно, все ли документы вер­нулись в архив в первоначальном виде. (144)

Не меньшие возможности изымать и "корректировать" документы сохранились и у администрации Ельцина, пред­ставители которой приложили немало усилий для шельмо­вания "советского периода" в истории России.